В роддоме
Здравствуй, мой милый малыш, мой дорогой внук. Сейчас мне 58 лет, а тебе год и четыре месяца. Пишу тебе из дальнего прошлого. Мне очень хочется, чтобы ты уже сейчас, будучи крошечкой, понимал меня, мои чувства к тебе. Сегодня за окном осень, 25 сентября 1999 года, ты же родился 18 мая 1998 года, весной, в час, когда ты появился на свет, мой дорогой, было прохладно, хотя уже и снег сошел давно, и травка пробилась, и клумбы у роддома были засажены цветочной рассадой, и деревья наливались яркой и чистой зеленью. Была ночь, около двенадцати часов, а точно, ты родился в 23 часа 45 минут по местному времени восемнадцатого мая 1998 года в понедельник.
Прохлада ночи окутывала роддом, я ждала под окошком, а твоя мамочка лежала в родовой комнате. Я тревожилась за вас, акушерки бегали мимо моего окна, я старалась остановить хоть одну из них, чтобы спросить, как протекают роды, как вы себя чувствуете. Но допроситься было невозможно. Я замерзла, и, не надеясь на их сочувствие, решила пойти и позвонить по телефону. Вскоре я узнала о твоем рождении.
Утром роддом еще спал, только в родовой не прекращалась суета, туда я и пошла, чтобы узнать, как прошли роды. Позднее твоя мамочка рассказала во всех подробностях события прошлых суток, но это будет позднее, а сейчас, когда прошла только ночь, я была наедине со своими мыслями.
В то время, в те годы шла перестройка во всей стране, что это означает ты узнаешь из уроков истории, что же касается роддома и нас, так эта перестройка заключалась в том, что всех рожениц стали делить на две категории (чего не было при советской власти), одна – это та категория, которая имеет деньги, чтобы заплатить служителям роддома, примерно две тысячи рублей, и им предоставляется отдельная палата со всеми удобствами и индивидуальным
уходом, повышенным вниманием к ним сотрудников роддома – нянечек, акушерок, врачей. Другая категория до сих пор опирается на закон о бесплатном медицинском обслуживании в нашей стране, стране демократических начал, не платит. У этих рожениц или нет денег, или они уверены в своих силах.
Уверена в себе была и твоя мама. Твоя мамочка хоть и крошечного роста, чуть больше полутора метров, но крепенькая и отважная, заплатить деньги отказалась и мне не дала. Когда у нее начались роды, к ней подходили, и все шло нормально, пока рядом не появилась платная роженица. Так как она заплатила, роды ей обезболили, ей так явно сочувствовали и суетились вокруг нее, что мамочке твоей оставалось только завидовать. Пришел муж платной роженицы, он имел право присутствовать при родах жены. Все это было в одной комнате. На маму покрикивали, чтобы она старалась. Платная соседка родила, ее муж наконец-то ушел. Акушерки, приняв роды, ушли пить чай, оставив мамочку на собственное попечение. Заахали, когда вернулись после чая, бросились помогать, но роды уже осложнились. Ты родился посиневшим и закричал не сразу. Тебя увезли в палату к другим ребятишкам, а мамочку к женщинам. Заплаканную, отекшую от слез, я увидела ее ранним утром девятнадцатого мая. Испытанное унижение при родах, присутствие постороннего мужчины травмировали ее самолюбие и ранимую нервную систему.
Но дело было сделано, и нужно было теперь заботиться не только о себе, а собрать все силы и помочь тебе. Рано утром тебя уже перевели в отдельную палату, как тяжелого ребенка. Ты плакал, на кормление к мамочке тебя не принесли и еще не приносили несколько долгих дней, бесконечно долгих. Сначала тайком от персонала мама тихонько проходила к твоей палате посмотреть на тебя, но было это делать трудно, и она стала настойчиво просить врачей, чтобы ее пустили к тебе. Когда она первый раз вошла к тебе, ты перестал плакать. Она подумала, что это случайность, но ты переставал
плакать и во все другие ее посещения. Такой силы была ее любовь к тебе, мой малышок, такая сильная связь была между вами. Через несколько посещений ей разрешили покормить тебя, но нет, не грудью, так как у тебя был постельный режим, а из крохотной бутылочки. Бутылочка была из-под пенициллина, на ней соска. На пятый день мамочке разрешили покормить тебя грудью. Тебя подали ей на руки, чтобы тебя не потревожить, она не дышала. Что она пережила, какие ее обуревали чувства, можно только предполагать. Но именно это, твоя близость, дала ей, отчаявшейся, силы и надежду. Ты не мог сосать, ты, как говорили медсестры, жевал. Но ты взял грудь, наверное, несколько капелек попало в ротик, в твой прелестный крошечный ротик. Постепенно, раз за разом ты высасывал чуть-чуть побольше, остальное тебе старались докормить из пенициллиновой бутылочки.
В роддоме шёл беспрерывный процесс, роддом был переполнен, в коридорах постоянно сновали люди туда и сюда. Многие родственники приходили в день не по разу. Мужья ласково обнимали отражавшихся жен, шептались с ними, отойдя в сторонку, не могли наговориться. Таких было большинство. Но были и такие, которые, как истуканы, стояли возле жен, отводя положенное время встречи, не умея не приласкать, не утешить, не помочь перенести боль от неудачных родов. Здесь целый мир отношений, здесь годами идет своя жизнь, не изведанная только бездетным семьям. Здесь высвечиваются в короткие дни отношения людей, их искренность или надуманность, поверхностность или глубина, любовь по обязанности или сердечность. Здесь всех роднят дети, крохотные новорожденные, как их именуют в роддоме. Одних они связывают до гробовой доски, у других бередят сердечные раны. Крохотные, розовые, иногда пожелтевшие, беспредельно беспомощные, они способны изменить круто судьбы взрослых родителей. Боже мой, как мы вас любим, своих детей, свою кровь, своих тиранов. Также и вы повторите нас и себя в своих детях.
У тебя болела головка. Во время родов нарушилось кровоснабжение головного мозга и в нем образовался маленький кровяной мешочек в правом полушарии. Врачи его называли кистой. Такое образование могло привести к трагическим последствиям. Киста сдавливала мозг, действуя на нервные центры. Нужно было во что бы то ни стало кисту убрать, как говорили врачи, рассосать.
Я обратилась за помощью к главному врачу роддома. Разговор был тяжелый, но искать виновных было некогда, надо было срочно помогать тебе, и она пообещала сделать всё, чтобы избежать осложнений. Вскоре нам дали машину скорой помощи, и мы покинули роддом, переехав в детскую патологию. Мамочка была слаба, она присела бочком на скамейку в машине, а я, прижав тебя, моего милого внука к груди, старалась держаться на весу, чтобы не тряхнуть тебя на неровной дороге. И не было для меня в этот момент никого дороже вас. Мое сердце переполнилось любовью и сознанием драгоценности живого комочка на моих руках. В патологии в палатах лежало по несколько женщин. Дети отдельно, в палате рядом, им создавался максимальный покой. Капельницы, капельницы, капельницы. Часами вы лежали с иголочками в висках, вас лечили. Мамы приходили к вам, покормить вас, поговорить, перепеленать, приласкать и успокоить. А потом хорошо поесть, чтобы было молоко, сцедить лишнее и успеть поспать. Здесь уход за малышами лежал на матери. В роддоме пелёнки меняли медсёстры, стирали прачки. Здесь мамочке надо было ухаживать самой, пеленать, кормить, стирать и так день и ночь. Я старалась ей помогать, приносила чистые пеленки из дома, а грязные забирала в стирку. Старалась её подкормить. Я часто приходила к вам во время кормления и смотрела в окно.
Твоя мамочка в белой косыночке склонялась над тобой и иногда подносила тебя к окну. Вы потихоньку поправлялись. Тебе уже делали массаж, и мама выносила тебя в больничном погулять на веранду. Уже шёл разговор о
вашей выписке. Хотя курс лечения был еще не закончен, но мама обещала, что продолжит его дома, и вас стали готовить домой.
Пройдет время, и стрессовые события первого месяца твоей жизни уйдут из памяти. Твой папа назвал тебя Владимиром. Головка твоя болела, но уже не так сильно, об этом говорила лечащий врач. Тебе назначили лечение на месяц, и вы с мамой поехали домой. На руках твоего папы тебе было тепло и уютно, ты сладко спал, а дома тебя ждали уход и забота твоих сильных молодых родителей.
